Форум » Открытый форум » Поэзия » Ответить
Поэзия
Luxor: Решил начать такую темку.Дело в том,что я люблю иногда коллекционировать стихи неизвестных поэтов или малоизвестных.Так что кидайте,что нравится.Начну сам. "Безумье Богов" На лезвии кровь уж застыла давно... Хранится меч в копях подземных. Но найденным быть ему суждено, Он выкован в мире бессмертных. Отступит пред факеллом тьмы пелена, Появится он,а может,она, Эфеса стального коснется рукой... Никто не узнает,кто был он такой. Во мраке возникнет другой человек, Земля пропитается кровью на век. И это не важно-она или он, Нести разрушения тот обречен, Коснувшись эфеса дрожащей рукой. Никто не узнает,кто был он такой. Могучею силой сталь эта полна, Рассудок себе подчиняет она. Недаром укрыли во мраке веков Тот яростный меч-"Безумье Богов". Доспехи блестают во свете луны. Враги уж заранее обречены. Лишь только возникнет из ножен клинок, Окончется их недлительный срок. Победа к победе слагается в миф. Несется корабль на каменный риф. Найдет там конец свой избранник судьбы. Но меч не исчезнет-оставит следы. Найдет его чья-то рука все равно. Ведь это заранее предрешено. И вот повторится история вновь. На лезвии вновь запекается кровь. Как вам оно?
Ответов - 22
Orochi-chan: Ай молоццца))) Я пока токмо на аглицком можу... Т_Т
Luxor: НЕ плохо
kirill: Михнегер веселый бред!
Lucylia: Вот, почему-то на днях вспомнилось, по моему не слишком известное :/ Хорошо, что инэт есть, сразу (или немного поискав) найти можно :) Ну и для возрождения темки ^_^ НОЧНОЙ СМОТР В двенадцать часов по ночам Из гроба встает барабанщик; И ходит он взад и вперед, И бьет он проворно тревогу. И в темных гробах барабан Могучую будит пехоту; Встают молодцы егеря, Встают старики гренадеры, Встают из-под русских снегов, С роскошных полей италийских, Встают с африканских степей, С горючих песков Палестины. В двенадцать часов по ночам Выходит трубач из могилы; И скачет он взад и вперед, И громко трубит он тревогу. И в темных могилах труба Могучую конницу будит: Седые гусары встают, Встают усачи кирасиры; И с севера, с юга летят, С востока и с запада мчатся На легких воздушных конях Одни за другим эскадроны. В двенадцать часов по ночам Из гроба встает полководец; На нем сверх мундира сюртук; Он с маленькой шляпой и шпагой; На старом коне боевом Он медленно едет по фрунту; И маршалы едут за ним, И едут за ним адъютанты; И армия честь отдает. Становится он перед нею; И с музыкой мимо его Проходят полки за полками. И всех генералов своих Потом он в кружок собирает, И ближнему на ухо сам Он шепчет пароль свой и лозунг; И армии всей отдают Они тот пароль и тот лозунг: И Франция - тот их пароль, Тот лозунг -Святая Елена. Так к старым солдатам своим На смотр генеральный из гроба В двенадцать часов по ночам Встает император усопший. 1836 г. В переводе Василия Жуковского, коему этот стих часто и приписывают. Однако это всего лишь перевод, хотя, несомнено, талантливый ^_^ Немного о реальном авторе: Иосиф Христиан Цедлиц Биографическая справка. Цедлиц (неправильно - Зедлиц) родился 1790, умер 1862. Австрийский поэт. В юности офицер. Драматург, лирик. Сборник канцон "Totenkr"anze", 1828. Цедлиц приобрёл популярность как автор баллад, в частности "Die N"achtliche Heerschau" (в переводе Жуковского "Ночной смотр") и "Das Geisterschiff" (в переводе Лермонтова "Воздушный корабль"). Сборник "Soldatenb"uchlein" - "памятка солдата", представляет собой изложение армейского "символа веры".
Lucylia: Эдгар По. Ворон. Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий, Задремал я над страницей фолианта одного, И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал, Будто глухо так затукал в двери дома моего. «Гость,- сказал я,- там стучится в двери дома моего, Гость - и больше ничего». Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный, И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер, Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали Облегченье от печали по утраченной Линор, По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор,— Безыменной здесь с тех пор. Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего, И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало: «Это гость лишь запоздалый у порога моего» Гость какой-то запоздалый у порога моего, Гость - и больше ничего». И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга. «Извините, сэр иль леди,- я приветствовал его,- Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки, Так неслышны ваши стуки в двери дома моего, Что я вас едва услышал»,- дверь открыл я: никого, Тьма - и больше ничего. Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный В грезы, что еще не снились никому до этих пор; Тщетно ждал я так однако, тьма мне не давала знака, Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: «Линор!» Это я шепнул, и эхо прошептало мне: «Линор!» Прошептало, как укор. В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери И услышал стук такой же, но отчетливей того. «Это тот же стук недавний,- я сказал,- в окно за ставней, Ветер воет неспроста в ней у окошка моего, Это ветер стукнул ставней у окошка моего,- Ветер - больше ничего» Только приоткрыл я ставни— вышел Ворон стародавний, Шумно оправляя траур оперенья своего; Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо, С видом леди или лорда у порога моего, На Паллады бюст над дверью у порога моего Сел - и больше ничего. И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,» Видя важность черной птицы, чопорный ее задор. Я сказал: «Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен, О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер, Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?» Каркнул Ворон: «Nevermore». Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей, Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор; Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться, Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор, Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор, Птица с кличкой «Nevermore». Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор. Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши, И шепнул я вдруг вздохнувши: «Как друзья с недавних пор, Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор». Каркнул Ворон: «Nevermore!» При ответе столь удачном вздрогнул я в затишье мрачном, И сказал я: «Несомненно, затвердил он с давних пор, Перенял он это слово от хозяина такого, Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор, Похоронный звон надежды и свой смертный приговор Слышал в этом «nevermore». И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали, Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор, Сел на бархате лиловом в размышлении суровом, Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор, Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор, Хриплым карком: «Nevermore». Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой, Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор, Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной Я хотел уже склониться на подушку на узор, Ах, она здесь не склонится на подушку на узор ,- Никогда, о nevermore! Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма И ступили серафимы в фимиаме на ковер. Я воскликнул: «О несчастный, это Бог от муки страстной Шлет непентес, исцеленье от любви твоей к Линор! Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!» Каркнул Ворон: «Nevermore!» Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий! Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу. Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор, Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?» Каркнул Ворон: «Nevermore!» Я воскликнул: «Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий! Если только Бог над нами свод небесный распростер, Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми, Там обнимет ли в Эдеме лучезарную Линор— Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?» Каркнул Ворон: «Nevermore!» «Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! - Я, вскочив, воскликнул.— С бурей уносись в ночной простор, Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!» Каркнул Ворон: «Nevermore!» И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья, С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор; Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте, И под люстрой в позолоте на полу он тень простер, И душой из этой тени не взлечу я с этих пор. Никогда, о nevermore
Regenvald: Я с улыбкой поведаю глупость, Что цветёт кружевами речи. Посмеёмся над нею вместе. Не сокрыта в плетении мудрость, В нём я прячу дерзкие мысли, О судьбе, о любви, о боге, Те что разум низвергнут в пропасть, Не давая - им полной воли, В смехе жажду найти спасенье, И боюсь всмотреться в узоры... Народ это стих или нет? Если удалить 3 и последнюю строчку станет ли лучше?
Regenvald: Я залью тебя водой, Своей речи. Не смеюсь над тобой, Хоть глумиться легче. Правду не тая, Расскажу, что вижу. Зла не желая, Может и обижу.
Keishiko: Regenvald пишет: Народ это стих или нет? Если подразумевался белый стих - то отчего же нет... Только было бы очень клёво расставить знаки препинания, а то непонятно, к чему 8 строчка относится, например.
Regenvald: Keishiko Ммм попробую, но пунктуация для меня очень туго... Вроде бы что то типа этакого.
Regenvald: Хм как вариант.. Я с улыбкой поведаю глупость, Что цветёт кружевами речи. Не давая - им полной воли, В ней я скрою дерзкие мысли, О судьбе, о любви, о боге, Те что разум низвергнут в пропасть. Посмеёмся над нею вместе. В смехе жажду найти спасенье, И боюсь всмотреться в узоры...
Dark Blazer: Я душу дьяволу продам Взорву в Париже Нотердам Нарушу мировой покой И всё отдам за ночь с тобой (речь о компе )
Gilgamesh: А я это делаю за так.
Kirion: Я помню - лужа на рыльце, Знакомый профиль мусорного бака И у забора писала собака, С задумчивой улыбкой на лице. (Вот ты родная Россия)
Regenvald: КАСЫДА О ВЗЯТИИ КАБИРА Не воздам Творцу хулою за минувшие дела, Пишет кровью и золою тростниковый мой калам, Было доброе и злое - только помню павший город, Где мой конь в стенном проломе спотыкался о тела. Помню: в узких переулках отдавался эхом гулким Грохот медного тарана войска левого крыла, Помню: жаркой требухою, мёртвым полем под сохою Выворачивалась площадь, где пехота бой вела, Помню башню Аль-Кутуна, где отбросили к мосту нас И вода тела убитых по течению влекла, Помню гарь несущий ветер, помню, как клинок я вытер О тяжёлый, о парчовый, кем-то брошенный халат, Помню горький привкус славы, помню вопли конной лавы, Что столицу, как блудницу, дикой похотью брала. Помню, как стоял с мечом он, словно в пурпур облачённый, А со стен потоком чёрным на бойцов лилась смола - Но рука Абу-т-Тайиба ввысь указывала, ибо Опускаться не умела, не желала, не могла. Воля гневного эмира твёрже сердцевины мира, Слаще свадебного пира, выше святости была. Солнце падало за горы, мрак плащом окутал город, Ночь, припав к земле губами, человечью кровь пила, В нечистотах и металле жизнь копытами топтали, О заслон кабирской стали знатно выщерблен булат! Вдосталь трупоедам пищи: о стервятник, ты не нищий!.. На сапожном голенище сохнет бурая зола. Над безглавыми телами бьётся плакальщицей пламя, Над Кабиром бьёт крылами Ангел Мести, Ангел Зла, Искажая гневом лица, заставляя кровь пролиться - Плачь, Златой Овен столицы, мясо бранного стола! Плачь Кабир -- ты был скалою, вот и рухнул, как скала! ...Не воздам творцу хулою за минувшие дела. (c) Абу-т-Тайиб ибн-Хусейн Аль-Мутанабби
Nudist: Когда веленью чувств готовы мы поддаться, Стыдливость в том всегда мешает нам признаться. Умейте ж распознать за холодностью слов Волнение души и сердца нежный зов.
Nudist: Коль девушку ведут неволей под венец, Тут добродетели нередко и конец. Ведь может быть супруг за честь свою спокоен Лишь при условии, что сам любви достоин. И если у мужей растет кой-что на лбу, Пускай винят себя - не жен и не судьбу. Уж ежели тебе жених попался скверный, То, как ты ни крепись, женой не будешь верной.
Фарнеза: Nudist пишет: То, как ты ни крепись, женой не будешь верной. "Как не крепись"....Да уж. Сила воли для этого нужна невероятная.
Linkoln: Nudist рифма в стиле сборника тостов на все случаи жизни, а так в целом ничего
Nudist: Linkoln пишет: рифма в стиле сборника тостов на все случаи жизни, а так в целом ничего За это и люблю творчество Мольера Жана-Батиста - все просто читается и, как Вы верно заметили, на все случаи жизни.
Nudist: Ах, если б смерть могли купить И дни продлить мы златом, Так был бы смысл и жизнь убить На то, чтоб сделаться богатым.
Rand: День назывался четвергом, рассвет был алым. Змея вползала в тихий дом, змея вползала... Рассвет будил грядущих вдов тревожной нотой. Змея ползла среди холмов, змея пехоты... Коварный лев тянулся вновь к чужой короне, и, чуя будущую кровь, храпели кони... Свистела первая стрела холодной былью. На стебли лилий тень легла, на стебли лилий. Друг другу мстя за прошлый гнев, за все разбои готовы лилия и лев, готовы к бою... Войну зовем своей судьбой, но - вот наука! - закончить внукам этот бой, закончить внукам... Король, куда же Вы ушли? Бароны, где вы? Ведь тот костер, что вы зажгли, погасит дева. стихи Р.Киплинга, посвящены Столетней войне между Англией и Францией.
Rand: Когда-то в утренней земле Была Эллада... Не надо умерших будить, Грустить не надо. Проходит вечер, ночь пройдет - Придут туманы, Любая рана заживет, Любая рана. Зачем о будущем жалеть, Бранить минувших? Быть может, лучше просто петь, Быть может, лучше? О яркой ветренней заре На белом свете, Где цепи тихих фонарей Качает ветер, А в желтых листьях тополей Живет отрада: - Была Эллада на земле, Была Эллада... Роальд Мандельштам
полная версия страницы